Это произошло 2 ноября 1943 года. Наша 230-я Кубанская штурмовая дивизия поддерживала десант морской пехоты. Морпехи в тот день высадились северо-восточнее Керчи и вели упорные бои. Немцы пытались сбросить десант обратно в море.
На старте стояла шестерка наших Илов в боевой готовности. Группу должен был вести штурман полка майор Коновалов. Вылет задерживался. И у людей затеплилась надежда: авось его и вовсе не будет, вылета, ведь боевой день уже закончился.
Но нет — последовала команда: лететь на Эльтиген.
Самолеты уже начали разбег перед взлетом, когда из последнего штурмовика выскочил сержант-стрелок. Он катался по земле и в истерике кричал: «Не полечу!» Сержант только что вернулся из госпиталя после тяжелого ранения. Был сбит, летчик погиб, а его вытащили из горящей машины наши пехотинцы.
Подбежал командир полка: «Марш отсюда!» Увидел меня, приказал: «Парашют!» Я схватил парашют, побежал к самолету, еще толком не соображая, что произошло, чуть не на ходу залез в кабину стрелка.
Я хоть и не был штатным стрелком, но стрелять умел неплохо. Какой оружейник не владеет оружием? Вот и я, будучи оружейником штурмового авиаполка, умел стрелять из всех видов вооружения, которым был оснащен Ил-2.
Ил пилотировал младший лейтенант Мансур Зиянбаев. Это был его второй боевой вылет.
Взлетели. Мансур догнал над аэродромом истребителей прикрытия и занял место замыкающего в шестерке штурмовиков.
Над Эльтигеном дым, видны всполохи разрывов снарядов и бомб. Падают сбитые самолеты. Мы с ходу сбрасываем бомбы, делаем разворот, снижаемся, стреляем из пушек и пулеметов. Проходим вдоль плацдарма. С земли из немецких траншей по нашим машинам бьют из всех видов оружия. К нам прорываются «Мессершмитты».
Но прикрытие на месте, наши истребители перехватывают их, завязывают бой, и мы вырываемся из этого ада живыми.
Но не зря перед взлетом сержант выскочил из машины, он будто чуял свою смерть: при сборе группы после штурмовки наш самолет, как это часто бывает с замыкающими, отстал. Такой самолет всегда подарок для истребителей, его сбивают в первую очередь.
И вот «Мессершмитты», их было два, кинулись на нас. Первую атаку я отбил. Но это их не остановило. К тому же несколько крупнокалиберных пуль попало в наш самолет.
Было повреждено переговорное устройство. Летчик уже не мог слышать меня и делать необходимые маневры. Наше счастье: один из ЛаГГов прикрытия, видя нашу беду, оторвался от своей группы и на свой риск, в одиночку, повел нас. И все же немцы прекрасно понимали свое преимущество. Они парой пошли на наш самолет.
Зиянбаев почему-то стал уходить на максимальной скорости по прямой — как раз то, что и нужно в таких случаях мессам. Я взял в прицел ведущего и, когда тот сократил расстояние между нами до 100 метров, нажал на гашетку. И видимо, попал, потому что «Мессершмитт» как ужаленный взмыл вверх. А там его тут же перехватил ЛаГГ прикрытия. Смотрю, пошел вниз с черным шлейфом. Но, увлекшись им, я совсем выпустил из виду ведомого.
А он тем временем подобрался к нам внизу и завис в мертвом пространстве, где я его уже не мог достать. Приготовился к атаке. Немецкие истребители знали, что бронированный Ил-2 снизу можно было поразить только с близкого расстояния. Знали и то, что турель стрелка имеет ограниченный угол стрельбы.
Опасность всегда страшна своей неожиданностью. Когда мессер завис под нашим подбрюшьем, по всем канонам воздушного боя это означало для нас только одно: конец. Осталось последнее — стрелять через фюзеляж своего самолета. Во фронтовой газете я однажды читал, что так стрелял стрелок-радист бомбардировщика, атакованного истребителями, и отбился.
Но можно перебить тяги рулей, и тогда уж точно — хана. И я подумал: не все ли равно, кто перебьет наши тяги, я сам или месс…
Я прицелился примерно. Потому что точно прицелиться было нельзя. И ударил из своего пулемета через фюзеляж. Зиянбаев, видно, решил, что нас достала очередь немца, и моментально скользнул влево. Это нас спасло: короткая очередь «Мессершмитта» нас не задела. Но зато немец как раз напоролся на мою длинную очередь. Буквально передо мной немецкий истребитель перевернулся через крыло и рухнул вниз. Я даже не видел, что чтобы он горел. Просто рухнул.
Так мы выжили.
Но до базы оставалось еще далеко. Фюзеляж весь разбит, щепки торчат в разные стороны. Я смотрел на них с ужасом. Мне казалось, что вот-вот фюзеляж и вовсе отвалится. И решил я проверить, не задеты ли тяги рулей. Иначе при маневре они могут просто-напросто не выдержать и оборваться. Раскрыл «райские врата», так в шутку мы называли бронированные створки, которые прикрывали стрелка снизу, и полез проверить тросы. Они оказались в порядке.
ЛаГГ то и дело взмывал надо мной, шел рядом, и летчик делал знак рукой — что-то настойчиво хотел нам сообщить.
Так дотянули до своего аэродрома. Сели благополучно. Зиянбаев зарулил на стоянку. Сопровождающий нас ЛаГГ приземлился перед нами.
Мы с Мансуром вылезли из кабин, посмотрели друг на друга, на развороченный фюзеляж своего самолета и молча побрели на командный пункт. У входа стояли командир полка и командир звена истребителей, прикрывавших нас.
Оказалось, из нашей шестерки Илов на базу вернулись только три. Остальные, с повреждениями, не дотянули до своей базы и сели на других аэродромах.
Стрелка, отказавшегося лететь на боевое задание, хотели отдать под трибунал. Но комполка сказал: «Он пришел к нам из пехоты. Пускай туда и возвращается». И отправили его пулеметчиком в пехоту.
*****
— 5 декабря группу на Эльтиген повел Тамерлан Ишмухамедов. Я — с ним. Над аэродромом облачность была низкая, метров триста. А бомбы ниже 400 бросать нельзя, можно поразить самого себя. Но над проливом облака начали подниматься. Там работали другие группы Илов. Истребители прикрытия дрались с немецкими истребителями. Словом, все как всегда.
Тамерлан командует: «Противозенитный маневр! Атакуем группой, с ходу!»
Мне хорошо видны действия всей группы. Пробиваемся сквозь зенитный огонь. Сбрасываем бомбы на танки и пехоту южнее поселка. Так, от бомб освободились. Машина сразу становится более легкой и маневренной. Тамерлан накрывает эрэсами и огнем пушек зенитную батарею. Подвернулась на пути, как ее обойдешь… Затем, на бреющем, проносимся вдоль переднего края. Остальные — за нами.
Я кручу головой вокруг, нет ли поблизости истребителей противника.
Вдруг в правой плоскости нашего самолета возникает огромная дыра. Тамерлан выравнивает самолет. У кромки моря — разворот, и снова на штурмовку, на врага. Вот разрывы зенитных снарядов как обрезало: если зенитки прекратили огонь, значит, где-то рядом истребители. Так и есть! Вон они, приближаются. Два месса сразу кинулись на замыкающий Ил. Его стрелок, смотрю, лупит по одному истребителю. Я тут же открыл огонь по другому. Вот «мой» отвалил. Тут уж так: у кого нервы крепче. Второй продолжает наседать. Тамерлан маневрирует, он все тоже видит и помогает мне поймать в прицел истребителя.
Пулемет у меня хороший — ШКАС, 1800 выстрелов в минуту. Мне достаточно поймать цель в прицел хотя бы на долю секунды. Тамерлан немного качнул самолет, и я всадил в месса точную очередь всего со 100 метров. Немец упал в Чурбашское озеро. Фонтан был хороший.
Летим на малой высоте. Замыкающий еще ниже. Он летит так низко, что мне кажется — вот-вот он коснется винтом воды. Что-то с ним неладно. Смотрю, садится на воду возле баржи. Куда же он, думаю? Надо чуть-чуть потянуть, немного ведь осталось… Брызги! И над ним смыкаются воды.
После посадки к нашему самолету на стартовой машине подъехал командир полка. Тамерлан доложил о выполнении задания, о том, как я сбил месса и что погибли лейтенант Тихонов со стрелком Васильевым. «Они не погибли! — закричал я совсем не по уставу. — Они сели на воду рядом с баржей! Я видел!»
Командиры молча посмотрели на меня и разошлись.
*****
— Утром 7 мая нашему полку был зачитан приказ о штурме Севастополя.
На боевое задание я вылетел в самолете командира группы штурмана полка Коновалова. Я к нему напросился сам. У него стрелок заболел.
Мы должны были нанести удар по артиллерийским позициям немцев юго-западнее Сапун-горы. Немцы там закрепились основательно и не давали нашим войскам продвинуться вперед.
Взлетели. Видно, как с других направлений на Севастополь идут группы бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Некоторые уже возвращаются с задания. В эфире иногда узнаем голоса знакомых летчиков. Впервые наблюдаю в воздухе такое количество самолетов одновременно.
В воздухе к тому времени уже установилось наше превосходство. Но дрались немцы по-прежнему отчаянно и смело. Зенитки же не стали за это время менее опасными. Смотри и смотри.
Подходим к Севастополю. Город весь в дыму. Видны очертания береговой линии, бухта. Вдали, слева, Херсонес. Коновалов докладывает на КП генералу о готовности группы: «Я — Стрела-3! Уточните цель!» — «Стрела-3! Из района северо-западнее Балаклавы ведут огонь батареи противника. Заставьте их замолчать!»
Еще до подхода к Сапун-горе наша группа начала противозенитный маневр. Зенитные снаряды рвутся со всех сторон. Коновалов умело маневрирует, по радио подсказывает летчикам, как действовать. Зенитный огонь все плотнее. Но и нам дороги обратной уже нет. Проскочили без потерь.
Поворачиваю голову, хочу посмотреть вперед. Стрелок в Ил-2 всегда сидит лицом назад, спиной к пилоту. Он должен прикрывать машину сзади. Но вперед тоже посмотреть охота.
Виднеется Балаклава. Северо-западнее от нее те самые артиллерийские батареи. Видно, как они беспрерывно стреляют в сторону наших позиций. Илы снижаются. Так, значит, атакуем с ходу. Бьем из пушек. Затем пускаем реактивные снаряды. С пикирования бросаем бомбы. Три батареи замолкают. Делаем второй заход. Хотя в воздухе полное наше превосходство и нас плотно и старательно прикрывают истребители, я внимательно слежу за обстановкой. Вот, наконец, отработали. Теперь — домой. Поскорее на базу. Стрелять пока не пришлось, но спина потная от напряжения.
Возвращаемся. Со стороны солнца появились две точки. Солнце бьет в глаза даже через светофильтры очков, но я уже вижу: истребители, и не наши. Вот они перестраиваются для атаки и пикируют на нашу группу. Смелые, сволочи.
В эти дни, последние дни боев за Севастополь, немецкими истребителями командовал обер-лейтенант люфтваффе Эрих Хартман — ас номер один Германии, командир 9-й особой эскадрильи 52-й истребительной эскадры.
Так что мы имели дело с лучшими экипажами противника. О Хартмане я узнал уже после войны, когда работал в Германии. А о том, как они умели воевать, знал уже тогда, на фронте.
Включаю переговорное устройство, кричу: «Маневр!» Но Коновалов командует штурмовиками группы и меня не слышит. Когда у нас включен передатчик, приемник не работает, такая уж радиотехника была. Я включаю световую сигнализацию: на при борной доске летчика мигает красный свет — предупреждение об опасности. Коновалов не реагирует, и мессы берут наш самолет в клещи. У меня один выход — уничтожить истребителя, атакующего первым, а потом, если повезет, отпугнуть огнем второго. Но ничего не выходит: немец атакует грамотно, сближается с нами под большим углом, так что вертикальный угол обстрела моего пулемета не позволяет стрелять по нему. Угол атаки он контролирует, не подставляется.
Что делать?
Мгновенно сбрасываю сиденье, становлюсь на колени на дно кабины и доворачиваю ствол пулемета на угол, не предусмотренный тактико-техническими данными Ила. Огня пока не открываю, надеясь, что немец пока не понял, что ситуация изменилась. Он все так же, под углом, подходит к нам ближе. Видать, думаю, не одного нашего «горбатого» так свалил.
Со знанием дела подходит. 800 метров, 600, 400… Я прицеливаюсь особенно тщательно, так как знаю — второй очереди просто не будет. И вот моя огненная трасса прочертила в воздухе и сразу же уперлась в самолет противника. Не успевая выстрелить, он вспыхивает и, весь охваченный пламенем, не меняя направления, несется на наш Ил. К счастью, после моей очереди Коновалов резко рванул самолет вправо, и горящий «Мессершмитт» пронесся совсем рядом.
Тем временем второй истребитель приблизился к нам справа и дал очередь. Снаряд попал в антенну. Осколки угодили в кабину, задели на мне шлемофон. Я рванул пулемет влево. Увидел в каких-то 100 метрах выходящий из атаки вверх закопченный желтый «Мессершмитт» с черными крестами. Нажал гашетку и стрелял, пока пулемет не отказал. Меня прижало к пулемету и вытягивало из кабины. Понял, что наш самолет сбит и стремительно падает.
Хватаюсь обеими руками за турель. И тут перегрузка сразу уменьшается и наш Ил переходит в горизонтальный полет. Хвостовое оперение разбито, в фюзеляже две пробоины. А земля, вот она, совсем рядом.
Командир сидит согнувшись. Но самолет ведет уверенно. Мотор работает, кажется, нормально. Коновалов оборачивается, и я вижу его окровавленное лицо. Капли крови брызгают на фонарь кабины. Но он показывает большой палец: самочувствие хорошее, машина в порядке.
Я — опять к пулемету. Задержка произошла из-за разрыва гильзы. Вытаскиваю гильзу. Наш Ил несется низко над землей в сторону моря, к Балаклаве. Где другие наши самолеты? Не вижу никого. Мы одни. Истребители нас отбили от группы. Несемся вдоль моря. Затем Коновалов поворачивает на север. Прижимаемся к горной гряде. Прячемся.
И тут я заметил: пара «Мессершмиттов» идет вдоль берега со стороны мыса Херсонес. Повернул голову: ага, а вон и наши, тоже пара — Яки. Но — как далеко! А мессеры уже перестраиваются для атаки. Я открыл огонь по ближнему — лишь бы отогнать, выиграть время. Кажется, получилось. Истребитель прекратил атаку и начал набирать высоту. Но тут же его перехватил подоспевший Як, дал длинную очередь. Немец задымил. Война: только что был охотником, и вот уже — добыча другого охотника, более смелого и удачливого. Второй «Мессершмитт» отвернул и исчез, не стал искушать судьбу.
Но, пока мы отбивались от «Мессершмиттов» на подбитом, плохо слушающемся рулей штурмовике, оказались в ущелье. Положение… Справа и слева — горы, впереди тоже гора. Коновалов пытается набрать высоту. Трудно набрать высоту, когда скорость мала и самолет так и швыряет из стороны в сторону. Чувствую, летим как-то боком. Переваливаем через хребет буквально в нескольких метрах от скал. Разворачиваемся и берем курс на север.
Над нами — пара Яков. Они сопровождают нас до Симферополя и потом уходят на свой аэродром.
Мимо нас пролетают самолеты в направлении Севастополя. Свежие группы — на штурмовку.
Плавно снижаемся, тянем к своему аэродрому. Коновалов ведет самолет на самом экономном режиме. Вот-вот кончится горючее — лишь бы дотянуть.
И вот наш аэродром, ровное зеленое поле, землянка КП, радиостанция, самолеты на стоянках. У КП толпятся люди. Стоит машина с красным крестом. Нас ждут. Как же не ждать, командир группы с задания не вернулся.
Коновалов выпускает шасси и заходит на посадку. Но не садится, уходит на второй круг. Вот оно что: внизу левая часть знака «Т» завернута — запрет посадки. Не вышло левое колесо. Коновалов уходит на второй заход и знаком подает мне команду покинуть самолет при помощи парашюта. Но я не решаюсь: прыгать с парашютом мне еще не приходилось.
Тогда Коновалов показывает знаком, что будет сажать самолет на одно колесо. Я хватаюсь за борта кабины: если перевернемся, так больше шансов уцелеть. Коновалов летчик опытный. Самолет уже бежит по земле, но чем сильнее теряет скорость, тем сильнее клонится влево, задевает консолью крыла землю. Однако скорость уже безопасная.
Уже не опрокинемся. Не опрокинемся… Не опрокинемся…
А значит — живем!
Нас разворачивает на 180 градусов. Самолет замирает. Сели.
Живем! Твою мать!..
Я бросился к кабине командира. Коновалов сидит, устало откинувшись к бронеспинке. Ранение у него неопасное. Однако потеря крови сказалась, ослаб и выбраться из кабины сам не может.
Тем временем подъехал командир полка. Коновалов доложил, что группа задание выполнила: батареи противника подавлены, были атакованы истребителями противника, один «Мессершмитт» сбит. И кивнул на меня.
Комполка выслушал доклад, улыбнулся: "А что вы там еще натворили? Пришел запрос на вас!"
Мы с Коноваловым переглянулись. А комполка и говорит: "Ваш бой наблюдали многие. Почему не докладываешь, как второго месса срубили?"
Мы с Коноваловым снова переглянулись.
"Ладно, ладно… Командование дивизии приказало представить вас к наградам".
Вот так, оказывается, второго месса мы тоже свалили. Напоролся он на мою очередь. А нам было не до него, не увидели мы, как он падал. Сами чуть не грохнулись.
За этот бой я получил второй орден Славы.
Из воспоминаний старшины,стрелка ИЛ-2 230-й Кубанской штурмовой авиадивизии Г.А.Литвина.
Свежие комментарии